Человек как целостная часть природы

Психология издавна описывала субъективность, пристрастность человеческого сознания. Ее проявления видели в избирательности внимания, в
эмоциональной окрашенности представлений, в зависимости познавательных процессов от потребностей и влечений. В свое время Лейбниц
выразил эту зависимость в известном афоризме: "...если бы геометрия так же противоречила нашим страстям и нашим интересам, как
нравственность, то мы бы также спорили против нее и нарушали ее вопреки всем доказательствам Эвклида и Архимеда..."
На каждом из этих уровней человек явственно ощущает себя не просто обособленным и замкнутым индивидом, но элементом, органически
входящим в состав некоей системы более высоко порядка, задачи которой выходят за рамки его сиюминутных индивидуальных потребностей.
Мужчина и женщина, которые переживают друг друга как свою "половину", спортсмен, который выкладывается до конца, отстаивая честь своей
команды, человек, остро сознающий свою национальную принадлежность и святой, идущий на муки за веру, - все это иллюстрации единого
феномена причастности.
Если бы нам удалось свести потребности нашей жизни к их естественным и законным границам, мы нашли бы, что большая часть обиходных
знаний не нужна в обиходе; и что даже в тех науках, которые так или иначе находят себе применение, все же обнаруживается множество никому
не нужных сложностей и подробностей, таких, какие можно было бы отбросить, ограничившись, по совету Сократа, изучением лишь бесспорно
полезного.
Цель работы рассмотреть роль природной и социальной среды в формировании потребностей. Задачи работы рассмотреть следующие вопросы:
человека как целостная часть природы, человека как природно-социальное существо, Формирование потребностей, классификацию
потребностей, влияние природной и социальной среды в формировании потребностей

Таким образом, психологический анализ потребностей неизбежно преобразуется в анализ мотивов. Для этого, однако, необходимо
преодолеть традиционное субъективистское понимание мотивов, которое приводит к смешению совершенно разнородных явлений и
совершенно различных уровней регуляции деятельности.
Здесь мы встречаемся с настоящим сопротивлением: разве не очевидно, говорят нам, что человек, действует потому, что он хочет. Но
субъективные переживания, хотения, желания и т.п. не являются мотивами потому, что сами по себе они не способны породить
направленную деятельность, и, следовательно, главный психологический вопрос состоит в том, чтобы понять, в чем состоит предмет
данного хотения, желания или страсти.
Еще меньше, конечно, оснований называть мотивами деятельности такие факторы, как тенденция к воспроизведению стереотипов
поведения, тенденция к завершению начатого действия и т.д.
В ходе осуществления деятельности возникает, конечно, множество "динамических сил". Однако силы эти могут быть отнесены к категории
мотивов не с большим основанием, чем, например, инерция движения человеческого тела, действие которой тотчас обнаруживает себя,
когда, например, быстро бегущий человек наталкивается на внезапно возникшее препятствие.
Особое место в теории мотивов деятельности занимают открыто гедонистические концепции, суть которых состоит в том, что
всякая деятельность человека якобы подчиняется принципу максимизации положительных и минимизации отрицательных эмоций.
Отсюда достижение удовольствия и освобождение от страдания и составляют подлинные мотивы, движущие человеком. Именно в
гедонистических концепциях, как в фокусе линзы, собраны все идеологически извращенные представления о смысле существования
человека, о его личности. Как и всякая большая ложь, концепции эти опираются на фальсифицируемую ими правду. Правда эта...