Политические взгляды Аристотеля

Если иметь в виду узкое истолкование начал политической науки как политологии, то упоминать Аристотеля с ними едва ли оправданно.
Политология в тесном значении слова сложилась в ответ на практические потребности переживаемой эпохи, рост масштабов и значимости
происходящих политических процессов и явлений. Ей присущи собственные методы и приемы, свой понятийный аппарат, язык и, может
показаться странным, своя идеология. Есть, разумеется, и особый объект внимания. В инструментальном смысле политология изучает
специфическую политическую материю, политические классы и элиты, кланы и клики, партии и движения, политическое лидерство и лицедейство,
бюрократию и риторику, политическое поведение активное, пассивное и определяемое всевозможными «измами», политический строй и режим,
символику и эмблематику, настроения и чувства и т.п. У политологии автономная предметная основа, функциональная направленность, логика
и структура, свои цели и задачи.
Но существует и более общая система политического знания, иное, более широкое понимание данного культурного феномена. И в этом случае
сочетание имени Аристотеля и политической науки, ее основ не только уместно, но и единственно верно. Здесь античный мудрец выступает
«отцом политической науки», а последняя предстает фундаментальной, синтетической пра- или протонаукой. Отдельные робкие догадки о ней
можно найти в мифологических представлениях Древнего Востока. Стихийно зародившаяся, интуитивная и во многом наивная политическая
мысль «созревает», получает законченное концептуальное оформление в условиях античной Греции.
«Ограничиваясь одним народом», Гегель перечисляет в качестве «подобных светлых примеров великих умов, возвышающихся над обычным
уровнем, Гомера, Пиндара, Эсхила, Софокла, Платона, Аристотеля». Последним в этом хронологическом «звездном» списке стоит Аристотель.
Он как бы устанавливает «планку» исследования на максимально возможной высоте. Немеркнущей заслугой перед всем человечеством...

Великий Аристотель прожил чуть более шестидесяти лет. По историческим (да в сущности и по человеческим) меркам – одно мгновение. Он
сверкнул как метеорит на ночном небе людского заблуждения, но многие и многие годы тянется за ним своеобразным шлейфом
аристотелеведение. В «метеоритном хвосте» идут свои процессы: временами случаются вспышки дискуссий, но «пыль веков» охлаждает
остроту споров и умеряет яркость былых красок. Уникальные факты и открытия, блестящие озарения безжалостное время низводит до общих
мест и научных банальностей. И, наоборот, расхожие, безосновательные утверждения силой многократного повторения подчас приобретают
благородный оттенок аксиомы. Случаются субъективизм и модернизация в истолковании событий, а порой и откровенные идеологические
штампы. Так, мыслитель, находившийся с детства и до конца своих дней в фаворе царей и владык мира, обзавелся ореолом гонимого
несчастливца. Женатый дважды фактически на рабынях, друживший с бывшим рабом, потом вольноотпущенником, завещавший вольную
своим рабам, он однозначно и прямолинейно выдается супостатом, ортодоксальным идеологом и защитником рабства. Противоборства и
столкновения, принцип состязательности – агон (борьба), пронизывавший все стороны античного общества от спорта и театра до, разумеется,
политики, расцениваются как удары судьбы, персонально направленные против ученого. Мудрому наблюдателю жизни, аналитику и философу,
отнюдь не стремившемуся к обременительным должностям судьи или магистрата, сочувственно пеняют, что он – иноплеменник в Афинах,
пришелец, метек с ущербными правами. С настойчивостью, достойной лучшего применения, повторяется тезис об условиях упадка и кризиса, в
которых жил и творил Аристотель, забывая, что это не означает кризиса его творчества. В упадке и кризисе находилась афинская
непосредственная полисная демократия, но Аристотель и не претендовал на лавры практического государственного деятеля, он развивал
греческую политическую культуру,...