Особенности произведения Moniki Maron \" Flugasche \"

Немцы давно уже не любят людей, которые при слове «культура» хватаются за пистолет. Пистолет штука шумная, а от современной культуры глаза слипаются, если это, конечно, настоящая культура, а не ширпотреб. Такую культуру надо беречь, она – цивилизационная ценность. Если есть немного лишних денег, то желательно предложить ее и соседям, а то не заметят. Так возникает проект «Шаги», представляющий современную немецкоязычную литературу.
Наиболее полно осветил творчество Моники Марон автор первой (и пока единственной) монографии о ней — С.Аугбург. Он обращается к различным аспектам ее творчества, начиная с его истоков, затем — первый сборник его рассказов; социально-политические взгляды писателя; сатиры и романы, вышедшие к этому времени. Принимая во внимание всю серьезность и трудоемкость проделанной С.Аугбургом работы, не со всеми его выводами можно согласиться. Если же из монографии исключить все, что связано со временем (политическим), то останется целый ряд важных и интересных по сей день замечаний. Автор первым выделяет и подробно описывает ту особенность германской манеры письма, которая стала структурообразующей для многих его романов, а для читателей сделала его произведения легко узнаваемыми. Анализируя роман “Пепел”, где впервые появилась эта особенность, критик говорит, что структура романа, при первом знакомстве кажущаяся максимально простой, на самом деле очень усложнена. В романе много петель, выходящих из какой-нибудь точки и не сцепленных ни с чем, кроме личности героя. Эти петли, с точки зрения С.Аугбурга, можно назвать “наплывами прошлого”, которые вплетаются в повествование с помощью искусных и утонченных приемов, с тщательным соблюдением принципов психологической мотивированности. Все эти цепочки связей и отношений не только цементируют создаваемую мозаику, но и делают высказывание более впечатляющим. [9, с. 89]
Несмотря на несомненную важность этой особенности “наплывающего прошлого”, далее исследователи почти не уделяли...

Итак, проведенное исследование показало, что существенной чертой двух выбранных романов Марон является наличие системы хронотопов: пастырей, реки, национального прошлого. Интересно, однако, что, по предварительным данным, эти хронотопы входят в структуру ряда других романов писателя. Если дальнейшая работа подтвердит эту гипотезу, то появится возможность утверждать, что устойчивый набор хронотопов является генетической чертой германской поэтики.
Так что же остается для героев, отказывающихся принять ценности чужого мира?
Когда муж Эрики собирается на официальную церемонию с присутствием высокопоставленных отцов церкви, женщина отказывается сопровождать его: «Оставайся, будем смотреть на Рейн». [19, с. 107] Она хочет сесть на балконе в халате, непричесанная (в пику подчеркнутой, возведеной в культ упорядоченности злого мира), и смотреть на реку – на другой мир, туда же, куда хочет запертая в лечебнице Элизабет. Оппозиция женщин – как раз в том, чтобы знать тайны прошлого и чувствовать притяжение иного мира, «земли обетованной», вечности. Это в определенной степении ассоциируется с католическим культом девы Марии.
Мужской же протест дан Марон в категориях эпоса и легенды. Есть в романе яркая картина сотворения фальшивой легенды – написание биографии Плуканского в целях предвыборной пропаганды. История «родителей героя», его детства и подвигов рассказывается по древнейшим канонам сказки, легенды и становится почти гротескно неправдоподобной на фоне истории ее создания Гробшем и реальной, «низкой» версии.
Протест же благородных героев дан языком эпоса. Выше немало говорилось о «нибелунговском» подтексте романа. В рамках этой системы Карл – Зигфрид, причем не столько по оригинальной средневековой версии, сколько по Вагнеру. В «Кольце нибелунга» Зигфрид стихийно восстает против Гибихунгов и нибелунгов, у Марон Карл нарушает все условности официального Бонна: отказывается от графского титула, живет в гражданском браке, носит потертые...