К вопросу о противостоянии фигур царя и поэта в балладном творчестве А. С. Пушкина

В пушкиноведении стало общим местом представлять позицию Пушкина в постоянной конфронтации с самодержавием. Общей цитацией является фраза поэта о том, что он видел трёх царей: первый потребовал снять с малыша картуз и отругал за нарушение этикета няньку будущего поэта; второй устроил гонения; третий записал зрелого поэта в камер-пажи (и это «под старость лет» — отметил иронично Пушкин), но менять его на следующего поэт не желал.

В советское время было модным в любом произведении поэта, где затрагиваются социально-духовные отношения, видеть это противостояние и подкидывать в тлеющий костёр противоречий Александра Сергеевича и Александра Павловича «дровишки», нарубленные в тёмном лесу их снисходительно-враждебного взаимодействия. Со стороны царя это были слова и официальные распоряжения, со стороны поэта – слова и литературные произведения.

Итак, тема «царь – поэт» в балладном творчестве Пушкина безусловно присутствует. Но в Песни её роль сведена к минимальному разгону сюжетной пружины. Нет никаких чётких доказательств о наличии прямой проекции темы в отношения кудесника и князя, между фигурами которых противоречия всё же имеются. Пушкинская позиция гонимого царём поэта, изливающегося вне Песни жалобами, укорами, пророчествами и, конечно же, злорадством, безусловно, объясняется биографическими моментами в жизни ссыльного гения.