Святые иконы Руси

Святая икона, особенно икона Пресвятой Богородицы, всегда была любима русским народом, и, насколько мы себя как народ помним, с нами всегда был образ Пречистой и Преблагословенной. В своих особых, чудотворных ико¬нах пришла Она к нам впервые в половине XI века как «Одигитрия» — «Путеводительница». Пришла с гречес¬кой царевной Анной, дочерью византийского императора, выданной за великого князя Всеволода Ярославича, и стала именоваться у нас «Смоленской». Век спустя, с князем Андреем Боголюбским, уже в другой Своей иконе — Вла¬димирской, пришла Она из Киева на север. После Смутного времени как Феодоровская-Костромская благословила нам на царство отрока Михаила, а через три столетия, после небывалых потрясений, вот уже 50 лет путеводит русское зарубежье как Курская-Коренная.
Смею думать, что Россию можно было бы назвать Богородичной страной. Любовь русского человека к иконе Той, Которая честнейшая херувим и славнейшая серафим, и милость Самой Царицы Небесной к земле нашей сделали то, что в России явлено более 468 именований Ее Святых Икон.
Но сколько бы ни было у нас икон и как бы ни были различны их названия, происходящие главным образом от названий мест, где они были явлены, у нас ни на йоту не уменьшилось сознание, что эти различные изображения есть изображение все Той же единой Матери Божией.

Переходя к заключению, я хотел бы сказать, что люди моего поколения, пережившие две мировые войны, войну гражданскую и террор, могут ставить вопрос: при каких обстоятельствах человек в большей степени усваивает звериный образ? Уничтожение человека человеком ярко выражается во время войны. Это страшно, но не ново. Да, война зло: она несет смерть, она развязывает в че¬ловеке зверя. Но в войне имеет место и мужество, и само¬пожертвование, и благородство. Наше время породило нечто худшее, чем война: такое мировоззрение, которое всякое ограничение кровавой расправы — с врагом ли или с инакомыслящим — считает сентиментальностью. «Это — неслыханное от начала мира порабощение духа — озве¬рение, возведенное в принцип и систему». Природа че¬ловека такова, что он не может остаться только человеком: «он должен или подняться над собой или упасть в бездну».
А потому перед человеком всегда вопрос: «чем надлежит быть вселенной — зверинцем или храмом?».
Иногда, когда человек доходит до предела возможных озверений, тогда он становится способным увидеть бездну под своими ногами и ищет точку опоры над этой бездной. Такой точкой опоры является пробуждающееся в нас сознание, что над царством зверя есть иной закон жизни. Вот эту-то иную жизнь, иную действительность с пора¬зительной ясностью и силой, не словами, а образами и красками передавала древнерусская икона. Икона убеж¬дала человека в наличии иной жизненной правды и в ином, подлинном смысле жизни. Она вдохновляла, учила, вела. Но этот язык, которым говорит наша икона, «непонятен сытой плоти, недоступен сердцу, полному мечтой о мате¬риальном благополучии».
Для того чтобы с нами заговорила икона или, точнее, чтобы мы были способны услышать ее голос, нужно, чтобы в нашем сознании произошло развенчивание наших надежд только на самих себя, на свой разум, только на земные блага и земную силу. Не эту ли уверенность щедро предлагает нам князь мира сего, если мы, «падши», по¬клонимся ему?
Образ Божией Матери...