Революционный процесс 1917 г. в современной отечественной историографии

Несколько особняком находятся статьи и книги, авторы которых придерживались консервативных позиций. Это мировоззрение было распространено, в основном, среди высшего чиновничества, генералитета и части интеллигенции. Советские историки полагали, что сутью этой ментальности являлась защита самодержавия, однако сегодня этот вывод признан упрощенным [1]. Многие консерваторы являлись одновременно и реформаторами, но считали, что единственной силой в стране, способной к проведению созидательных реформ, может и должно быть лишь государство, и когда оно рухнуло в 1917 г, они встали на его защиту, заняв антиреволюционную позицию. Основой для научных школ эта ментальность не стала, но взгляды ее сторонников - А.И. Деникина [2], П. Авалова [3], А.И. Верховского [41] и других - конечно, представляют интерес.
Либералы считали Февральскую революцию исторической случайностью, вызванной участием России в первой мировой войне, политической слепотой Николая II и его окружения. Так, по мнению П.Н. Милюкова, революция отнюдь не была неизбежной: предложенная "прогрессивным блоком" реформистская альтернатива вполне могла ее предотвратить, если бы дело не испортил царь, неспособный к каким-либо компромиссам [5]. Главной движущей силой революции П.Н. Милюков считал либеральную интеллигенцию, политический крах которой, оказался предопределен тем, что большевикам удалось натравить на нее массы. В.А. Маклаков, так же, как и П.Н. Милюков, отрицал закономерность событий 1917 г. Причину дальнейшей радикализации революции, приведшей, в конце концов, к победе большевизма, он видел в ошибках либеральной интеллигенции: "Либералы не захотели ограничиться "исправлением" мо-нархии и защитить ее от революции, а в ослеплении кинулись в объятия революции, не понимая, что либерализм мог существовать лишь в составе исторической монархии, они открыли дорогу "интегральной революции" [6]. Редактор кадетской "Речи" И. Гессен воспринимал Октябрь и Февраль как единый процесс: Февраль был чреват Октябрем,...

Революционный процесс 1917 г. - пожалуй, одна из самых дискуссион-ных тем во всей отечественной историографии. К сожалению, однако, споры часто имеют целью не столько выяснение истины, сколько доказательство правильности или неправильности избранного в результате Октября пути. Превращение темы в актуальный политический вопрос, ее использование в идеологическом противостоянии немало способствовало мифологизации проблемы. Отсюда одна из важнейших задач изучения событий октября 1917 г. - освобождение ее от конъюнктурных политических наслоений и превращение в объект максимально строгого научного анализа.
Развитие революционного процесса в феврале - октябре 1917 г. с закономерностью подводило страну к выбору между анархическим саморазрушением общества и жесткой диктатурой, независимо от того, какие именно лозунги будут написаны на ее знаменах.
Российское общество в XX столетии не обладало внутренней стабильностью, мировоззренческим единством. Государство и общество что в дореволюционной России находились в состоянии явной или скрытой борьбы друг с другом. Поэтому в основе различных исторических концепций оказалась не столько научная методология, сколько разные мировоззренческие системы - либеральная или революционная. Из первой "выросли" эмигрантская литература 20-30-х гг., работы времен "перестройки", к ней же примыкают зарубежные труды, из второй - советская историческая школа.
В свете вышеизложенного не вызывает сомнений актуальность выбран-ной темы курсовой работы: Революционный процесс 1917 г. в современной отечественной историографии.

В прошлом историки старались изыскать наиболее "передовые" черты политического поведения у пролетариата. Из современных отечественных ис-следователей наиболее основательно пересматривает этот вопрос Ю.И. Кирьянов. По его мнению, в существующей историографии степень организованности рабочих и политической направленности их выступлений была преувеличена, "рабочее движение, в действительности, было более многообразным по своим формам, более многоликим, чем оно представлено в советской историографии" [57]. По подсчетам Н.А. Ивановой в борьбе с хозяевами предприятий и самодержавным строем участвовала очень незначительная часть рабочего класса: в 1910 г. - 1,4%, в 1913 г. - 13, 4% [58]. Что касается политических стачек, то в ходе изучения этого вопроса В.П. Желтова пришла к выводу, что политические стачки были не только немногочисленны, но и не имели революционной направленности. "Выступления, в большинстве случаев, оставались разрозненными, локальными и частичными" [59].
По-новому стала оцениваться общественно-политическая позиция интеллигенции. Если в советской историографии в отношении интеллигенции присутствовала тенденциозность в виде деления этого социального слоя на группы в зависимости, в основном, от степени политического сотрудничества с большевиками и пролетариатом, то Т.А. Абросимова [60], Д.Б. Гришин [61], Смирнов [62] полагают, что поведение интеллигенции, падение ее социальной активности в 1907-1914гг. было вызвано крахом революционных иллюзий.
Важной социальной силой революции в прошлом считались средние городские слои. К сожалению, в 90-е гг. внимание историков к этим слоям (в сравнении с историографией предшествующего периода) сократилось. В 1993 г. П.П. Щербинин опубликовал монографию, в которой средние слои предстают куда менее политизированными, отмечается инертность сознания основной из массы [63]. Но по-прежнему остается открытым вопрос: оставались ли эти слои носителями патриархальных традиций или превращались в модернизирующий фактор?...